Виктор Мережко - Крот 3. Сага о криминале
– Можно зайти?
– А можно я сначала приму душ?
– Буквально на пять минут.
– Давай.
Вован завинтил краны, поправил сорочку, стал ждать.
Владимир вошел в номер, сел в кресло. Вид у него был решительный и недовольный.
– Вован…
– Володя, – поправил его.
– Хорошо, Володя… Давай все-таки определим, кто из нас тут старший.
– Я, – Вован смотрел на Старкова с вызовом.
– Почему?
– Мне так хочется.
– Мало ли что хочется. Нам нужно действовать в интересах дела.
– Дорогой мой друг Владимир. – Вован бросил в ванную полотенце, тоже сел. – Не надо дырявить мне серое вещество. Здесь нет ни старших, ни младших. Есть просто я и ты… Сели, обсудили, и вперед!
– Есть такое понятие… – Старков замялся.
– Какое? – Вован насмешливо смотрел на него.
– Понятие культуры… я уже не говорю об интеллекте.
– По-твоему, я тупой?
– Я этого не сказал. Но бывают моменты, когда тебе лучше помолчать.
От обиды Вован даже вспотел.
– А кто сегодня спас положение? Не будь меня, какого пендаля ты бы схлопотал? И с чем бы приехал к Андреичу? Опять стал бы горбатого к стенке клеить?
– Что значит – опять? Когда это я горбатого клеил?
– Всегда! Сколько помню – взгляд умный, голова поднята, губки в ехидной улыбочке. А на самом деле сплошная туфтень! Я-то тебя сразочки раскусил.
– В чем… раскусил?
Вован отмахнулся:
– Ладно, как-нибудь в следующий раз. И чего мы собачимся? Приедем, Кузьме стыдно в глаза будет глянуть.
– Ты прав, – согласился Старков и первым протянул руку. – Будем считать, что разговора не было.
– Будем считать, – кивнул Вован и с насмешкой посмотрел на коллегу. – Получается, поездки тоже никакой сюда не было?
– Почему? – удивился тот.
– Но ведь Филин хлобыснул нас по харе по полной?!
Старков снисходительно усмехнулся:
– Подчас малая разведка бывает важней шумной операции. К тому же мы кое-что поняли друг в друге.
– Попытались понять, – уточнил Вован.
– Можно и так, – согласился Владимир.
…Когда Старков ушел, Вован включил посильнее воду, набрал по мобильной трубке номер Кузьмы.
Шли гудки, какое-то время связь не включалась, но после пятого или шестого гудка в трубке послышался голос хозяина.
– Слушаю.
– Андреич, извини, ты, наверно, уже спишь?
– Говори, – коротко ответил Сергей.
– Похоже, нужно срочно отсюда линять.
– Это почему?
– Нас тут не ждали, и ловить карасей в мутной воде – приключения на собственную жопу.
– Старков тоже так считает?
– Похоже, что да.
– Похоже или считает? – раздраженно спросил Сергей.
– Обсудим.
– Обсудите и принимайте сами решение. Не дети уже. – Связь прекратилась, в трубке пошли шумы.
Программу вел сам Василий Петрович.
– Добрый вечер, дорогие телезрители. Сегодня мы начинаем цикл передач под общим названием «Спасите наши души!». И открываем этот цикл серией репортажей из тех мест, о которых мы много знаем, но, по сути, ничего не знаем. Да, мы помним знаменитую поговорку «от сумы и от тюрьмы». Да, мы покрываемся потом от одной только мысли, что можем оказаться в том месте, откуда никто не выходит исправившимся. Мы стараемся не включаться в судьбы тех людей, жизнь которых проходит за колючей проволокой. Мы не реагируем на невидимые миру слезы. А между тем люди за решеткой все равно остаются людьми. У них страдает душа, они знают, что такое физическая боль. Но на их души никто не обращает внимания – преступники! Физические недуги тоже никто не лечит, а между тем главный бич тюрем – те самые болезни, от которых страдаем все мы: от элементарного гриппа до туберкулеза. Государству глубоко наплевать на находящихся в тюрьмах людей, оно фактически забыло об их существовании. Оно обрекло их на вымирание. Однако за колючей проволокой находится не только физически крепкая молодежь, но и дети, женщины, пожилые люди. Мы подготовили несколько репортажей из колоний, посмотрите их и, ужаснувшись, проникнитесь к заключенным состраданием.
На экране возникли длинные, грязно-зеленого цвета коридоры, затем камера остановилась на одутловатом лице пожеванного жизнью заключенного.
– Как вы себя чувствуете? – спросила корреспондентка.
– Плохо, – ответил тот, и глаза его закрыла пелена слез. – Плохо, девушка. Подохну скоро.
– Сколько вы в заключении?
– Уже пять лет.
– Чем болеете?
– Всем, – старик закашлялся. – Но больше всего вот кашель. Говорят, туберкулез.
– Вас обследовали?
– Пошли они, девушка на… (Вместо текста писк.) Кто меня будет обследовать? И зачем? Я этим педерастам еб… (писк) как репей в трусах!
– О чем вы думаете бессонными ночами?
– Раньше думал о себе… – показал черные зубы старик, – а теперь про родину мою ненаглядную, мать бы ее… (Писк.) Сдохнуть хочется, доченька, поскорее и не мучиться.
Съемочный объектив вновь начал гулять по грязно-зеленым коридорам и показал еще одну камеру. Комната была совсем небольшой, но оказалась под завязку набитой молодыми парнями. Они заглядывали в объектив, скалили зубы, посылали воздушные поцелуи.
Та же самая журналистка взяла интервью у худющего прыщавого паренька лет семнадцати.
– За что сидишь?
Парень засмеялся:
– За дурь!
– Давно колешься?
– С детского сада!
– Здесь тоже случается?
– А ты как думаешь?
– Чего такой худой?
Теперь засмеялись уже все.
– Аппетита нет! – сказал парень.
– Тубик у него! – сказал кто-то. – Туберкулез! Еще пару месяцев, и концы в воду! У нас знаешь, как тут хоронят? Чтоб не копать ямку, жмурика в тряпочку, а ночью в речечку!
– А еще тут есть туберкулезные? – спросила корреспондентка.
Почти вся палата подняла руки.
– В госпиталь не берут?
– Госпиталей не хватит!
На экране снова возник Василий Петрович.
– Думаю, комментарии здесь излишни. Хочется только дать совет правительству, властям, тем же законодателям – депутатам Госдумы: не зарекайтесь ни от сумы, ни тюрьмы, господа. Все смертны, все ходим под богом, и все могут споткнуться. И чтоб вас, ваших близких и родных не постигла участь людей, которых вы видели только что, задумайтесь и поймите – они такие же граждане нашего отечества. Пусть оступившиеся, пусть не всегда удобные, но это наши граждане! И надо протянуть руку помощи, надо стать милосердными, надо ужаснуться от увиденного. Измените законы, увеличьте количество госпиталей и врачей, помогите гибнущим за колючей проволокой согражданам.
Виктор Сергеевич сидел на заднем сиденье автомобиля, смотрел на экран крохотного телевизора под потолком, слушал ведущего программы «Спасите наши души!».
– Мы будем выходить в эфир каждую неделю, – говорил Василий Петрович. – Надеемся, наша программа достучится до сердец, до разума тех, кто может поучаствовать в судьбах заключенных, пораженных душевными и физическими недугами.
За рулем сидел молчаливый Глеб, никак не реагировал ни на телевизор, ни на шефа.
– Слышь! – позвал его Виктор Сергеевич.
– Да? – вполоборота отозвался парень.
– Так куда ты все-таки отвез ту обезьянку ночью?
– Я ж вам уже говорил.
– Надо бы перезахоронить.
– Зачем?
– Сон приснился, будто она живая. Плохо, говорит, мне здесь. Так что смотайся, перетащи в другое место, подальше.
– На мокрое место возвращаться нельзя.
– Тоже верно, – согласился Виктор Сергеевич. – Ладно, лежит себе – и пусть лежит.
Они свернули во двор загородной больницы, подкатили к главному корпусу, и тут Виктор Сергеевич увидел Нину Пантелееву, садящуюся в свой джип.
Он подождал, когда джип уедет, после этого покинул автомобиль.
Вошел в холл, поднялся на этаж главного врача.
Виталий Дмитриевич находился у себя, смотрел окончание передачи «Спасите наши души!».
Гость протянул ему руку, кивнул на экран:
– Программа явно заказная. Не кажется?
– Почему? – не понял доктор.
– Потому что прет из всех щелей… Явно Кузьмичев хочет выдернуть кого-то из тюряги. А если хорошо просчитать, то ясно кого.
– Может, это и правильно. Люди ведь действительно гибнут, особенно из-за туберкулеза, – вяло возразил главврач.
– Если это люди, то я – принц датский, – засмеялся Виктор Сергеевич, уселся напротив доктора. – Видел Пантелееву. К кому она приезжала?
Виталий Дмитриевич неловко усмехнулся.
– Вообще-то, это врачебная тайна.
– Ладно вам – врачебная тайна! Можно подумать, мы знаем друг друга первый день. К сыну?
– Увы.
– Значит, он тоже здесь? – чуть ли не обрадовался гость.
– К сожалению, наша клиника – лучшее место для таких больных.
– К сожалению?
– Именно. Я бы желал себе более спокойной жизни.
– Тяжелый мальчишка?
